БАБУШКА, БОГОМ ДАННАЯ
Рисунок Татьяны Дьяковой, коллаж Анны Титовой
У бабушек – особая стезя. Они – духовная опора своим внукам по замыслу Божиему. Вот только внуки понимают это тогда, когда Господь призывает души их бабушек к Себе.
Сердечный марафон
Бросая свои «чувяки» в кошелку из рогожи, бабушка всякий раз перед нашим выходом со двора говорила мне: «Унучичка, нэ пэрежывай: перед трамвайной остановкой я обуюсь!» Моя босоногая бабуля знала, что я стесняюсь, когда она идет рядом со мной без обуви. Босиком она ходила лето красное напролет, прихватив и «бабье лето». Может быть, поэтому я не видела ее больной, лежащей в кровати, грипповавшей, кашлявшей и сморкавшейся. «Если я лягу, то уже не встану», — говорила она всякий раз, когда домочадцы предлагали ей отдохнуть среди дня.
И только ближе к девяноста ее годам, я бежала далеко – в диспетчерскую трамвайного депо, где был единственный телефон в нашей Дубинской округе, чтобы вызвать «Скорую помощь», когда у бабули поднималось давление. И врала в телефонную трубку, что бабушке 70 лет, чтобы к ней быстрее приехали. Добрая тетенька-диспетчер, видя меня запыхавшуюся до обморочного состояния, разрешала позвонить, и отпускала в обратный путь, когда я «приходила в себя». Всякий раз, делая вызов, я опасалась, что врачи откажутся приезжать к старенькой моей бабушке. Скажут: «А что вы хотите от нас? Это – возраст!» Так было однажды. С той поры я и стала уменьшать для «Скорой» бабушкины года. И как я радовалась, когда, возвращаясь после изнурительного марафона, видела возле ее постели бригаду медиков. Значит, не зря не щадила я сердца своего.
Теперь я знаю, что так и надо служить ближним. А тогда это было по наитию. Я так боялась остаться без своей, пусть и малограмотной, но преданной бабушки.
Всего одна молитва
Она научилась читать вместе со мной, когда я пошла в первый класс. Поэтому сказки до школы бабушка мне не читала. Колыбельные не пела. Рассказывала истории из своей жизни. И убаюкивала меня на сон грядущий молитвой «Отче наш». Шептала молитву мне на ушко. Я слушала и думала, какой Отче? Как Он живет на небе? И почему мы просим у Него только хлеба, а не конфет?
Перед кроватью, где мы с бабушкой спали, был Божий угол. В нем – две иконы. Сейчас я понимаю: образ Богородицы Казанской и под Ней – икона Апостолов Петра и Павла. А тогда я называла всех их по-детски: «Бабушкин Бог»…
Молитву «Отче наш» моя будущая бабушка – маленькая Поля выучила в церковно-приходской школе на хуторе, который покоится сейчас под водами рукотворного Кубанского моря. А в бытность этого поселения, там жил ее отец со второй женой. Мама Пелагии умерла. Мачеха в одну из зим, когда в хозяйстве – затишье, отпустила падчерицу на учебу к батюшке. И то, что успел он ей преподать, она и выучила на слух. Казалось бы, всего одна молитва. Но эта молитва определила ее долголетнюю жизнь и мою.
Чтобы Бога не прогневить и человека не оскорбить
Она плакала и просила нас с сестрой не отдавать в детский сад. «Там все – чужие. Я шестерых своих выкохала. А ваших двоих, думаете, что не смогу? Дытына должна вволю спать. А ее спозаранку тянут в этот детский ад. Она, не выспалась, реве на всю улицу. Боится темноты и холода, и чужих людей там, куда ее ведут. А ее кинут на нянек и тикают на свои работы. Родные люди лучше кохают дытыну, чем наемные», — так рассудила бабушка, и зять с ней согласился. И мы вволю спали. Утром она нас не будила, ждала, пока мы сами проснемся. Отец, правда, поставил ей условие: чтобы она не балакала с нами, а говорила. Он не хотел, чтобы мы переняли ее говор. И в церковь попросил не водить, где дежурили в ту пору соглядатаи, доносившие о прихожанах на места их работы. И тех увольняли. Бабушка ему пообещала.
Однако, ни то, ни другое условие мы с ней не соблюдали. В церковь ходили спокойно. И никто нас не засек. Ни соглядатаи, ни батя. Всякий раз, выходя со службы, она упреждала меня: «Ты батьке не кажы, что мы с тобой в церковь ходили». А я, взамен старалась у нее выпросить чего-нибудь сладенького: «Купишь мне конфет или мороженого, тогда не скажу!» – «Та, куплю тебе, куплю, анцыбл!» И звучало не обидно непонятное для меня слово из уст бабули, которое она произносила всякий раз, когда я говорила и делала что-то не то. Теперь понимаю – не по заповеди Божией.
Когда я лила слезы над решением задач по арифметике, моя бабушка превращалась в заправского репетитора. Она садилась рядом и говорила: «Да не реви, ты! Пиши вот эту цифру, а следом вот эту…» И задачка сходилась с ответом. И заполненный цифрами квадрат показывал одинаковую сумму и вдоль, и поперек, и по диагонали. От слез моих не оставалось и следа. А я, вредина, задавалась вопросом, который тут же озвучивала: «Почему ты, бабушка, такая неграмотная, но умная?» «Та, ну, тебя, анцыбл!» – отмахивалась она от меня.
Слово «анцыбл» крепко засело в моей памяти. Я искала его во всех словарях. Не нашла. Однажды, во время интервью с поэтессой Варварой Бардадым, слагавшей стихи для детей, я спросила у нее о значении этого слова. Она, к тому времени, узнала от мужа-краеведа, что этим словом казачки в кубанских станицах, называли своевольных, непослушных людей. Им казалось, что произнося «анцыбл», они и человека не оскорбляют, и Бога не гневят, и язык свой не оскверняют.
Как же просто она жила
Бабушка никогда не пила чай с заваркой. Всегда отказывалась. «Я лучше «солдатский чаек» попью», – говорила. То есть простой кипяток. И этот «солдатский» тоже долгое время был у меня в памяти. Ну, что взять с простой казачки? И вот недавно я узнала, что известный врач Леонид Рошаль рекомендует своим знакомым пить не обжигающий кипяток. Он, оказывается, полезен для здоровья, особенно для сосудов.
А еще бабушка никогда не присаливала еду. После обеда клала несколько крупинок соли себе на язык. Тогда мне было смешно. А недавно я прочитала у святителя Серафима (Чичагова) о том, что так и надо пользоваться солью. Вот так, бабушка моя! Правильно ведь питалась и нас кормила. И так же просто жила. А я уничижено о ней думала и судила ее по своему малолетству. Долгое время считала бабушку малоразвитой, необразованной. Не такой, как все, кто подражал советским кумирам.
С начальной школы во мне, видимо, начинал пробуждаться дремлющий журналист. Хотя никто из домочадцев, и я в первую очередь, понятия не имели, куда меня Бог ведет. Однако время показало: практиковаться в будущей профессии я начала именно на бабуле. Поставит она передо мной тарелку с едой, а я интересуюсь: «А как это называется?» Бабушка застывает в недоумении. И через минуту озаглавливает свое приготовление: «Называется это – Бабка!» Однажды, когда у нее не хватило фантазии, бабуля выпалила: «Жры мовчки!» Подумав, что это – название блюда, я спокойно съела все, что было на тарелке. Вечером, когда вернулись с работы родители, я встретила их радостным сообщением: «Бабушка сегодня приготовила «жримовчки»». Теперь в память о бабушке я готовлю «Бабку» и «Жрымовчки» – творожную запеканку и тефтели.
Отказалась бабуля и от оформления пенсии. Слово «собес» она воспринимала не лучше, чем «детсад». Однажды за обедом она обратилась к зятю: «Васька, не хочу я пенсии. В собесе таки очереди. Сидела я и думала: «Зачем мне этот бес? Я и без него могу прожить». Неужели вы меня не прокормите? Я еще робыть могу в огороде». Зять с ней согласился. И она возделывала грядки. И выходила на улицу продавать свой урожай. Только очень стеснялась это делать. Просила меня: «Унучичка, ты, когда из школы будешь идти мимо меня, не здоровайся со мной. Делай вид, что ты меня не знаешь. Мне стыдно, что торгую». Хотя она не была перекупщицей, всё, что продавала, растила сама. И объясняла мне: «Я цену свою не назначаю. Смотрю на покупателя: кто сколько даст. Бедненько одетому – дарю». Сама она при этом одевалась, как в церковь: опрятно, чисто и в платочке. И неряшливую соседку Дусю торговой своей премудрости учила: хорошо мыть редиску. И делать красивые пучки из щавеля, лука, петрушки и укропа. Соседка лишь смеялась в ответ: «Барыньки все поедят!».
Бабуля моя – мечта пенсионного фонда. Жизнь свою прожила, не обременяя государства и ничегошеньки от него не ожидая!
И меня учила тому, чему другие своих детей не учили: «Не ходи по хаткам и никого к себе не води, чтобы не набраться ненужного. Не перекрашивай волос, когда станешь взрослой, чтобы за своего, Богом данного, жениха выйти замуж. Не бегай в поиске женихов. Он сам должен к тебе придти. Так положено». Казалось бы, к какой замкнутой жизни она призывала меня. И оказалась во всём права.
«Так она у тебя прозорливая!»
В детстве я часто болела. И однажды спросила у бабушки, что со мной будет, когда я вырасту. «За мужа пойдешь», — сказала она. Мне так не хотелось этого. Зачем я ему буду нужна, вечно больная? Да и он мне зачем нужен, если будет таким сопливым, как сосед Колька? Или таким драчливым, как сосед Юрка? Но на всякий случай я у бабушки спросила: «А кем он будет?» «Письменным», — услышала в ответ. Я не знала, кто такой письменный, и сказала ей об этом. Она пояснила: «Как батька твой, писать будет». Мне очень не понравился бабушкин ответ. Мне письменного не надо! Он – скучный. Сидит и все время пишет, пишет. С бабушкой спорить я не стала. И решила сама попросить бабушкиного Бога дать мне во взрослой жизни мужа, какого я хочу: «Не сопливого, не драчливого и, чтобы конфеты мне дарил». Спустя много лет я поняла, что Бог услышал и бабушку, и меня. Я вышла замуж за журналиста, он вдобавок прыгал с парашютом. И гонял на «Яве» со мной за спиной. И любил шоколадные конфеты «Белочка».
Когда, учась в школе, я готовилась к уроку истории (а нас тогда учителя заставляли читать дома вслух: так лучше запоминается), бабуля садилась рядышком и слушала. И вот однажды, когда я читала об Октябрьской революции, она с недоумением спросила: «И этих бандитов называют героями революции?» И тут же преподала мне свой урок из жизни, рассказав о челобитной, с которой ездил в столицу к Царю Николаю II один хуторянин. О том, как его там приняли: поселили в гостиницу. Бесплатно содержали до той поры, пока не исполнили его просьбу. И, купив ему билет, обеспечив харчами на время поездки, отправили домой. «Простые люди Царя и Царицу и их детей любили. Я не доживу, а ты доживешь до того времени, когда Царя вернут!»
Когда в Краснодар привезли для поклонения икону Царя Страстотерпца, и прихожане Казанского храма Крестным ходом провожали ее в другой приход, я взяла с собой иконку преподобной Пелагии. Отец Александр спросил, почему я несу эту икону? «Бабушка моя Пелагия говорила, что я доживу до того времени, когда вернут Царя». «Так она у тебя прозорливая!» – воскликнул он и окропил меня вместе с иконкой.
И одним словом «озаглавил» для меня бабушку, Богом данную. Ведь семью выбирает нам Он. И за всё Ему низкий поклон.
Поэтическое оконце
КОЛЫБЕЛЬНАЯ МОЛИТВА
Бабушка – простолюдинка,
Жила она на «Дубинке».
Грядкам своим кланялась,
Пред Богом в храме каялась.
Одну лишь молитву знала:
«Отче наш», – призывала,
Баюкая меня.
Она на исходе дня,
Бабушка моя – любимая,
Няня незаменимая.
Бабуся – хранитель земной,
Всегда ты была со мной.
В храме у Алтаря
Главу преклоняла не зря, –
Через молитву свою
Жизнь ты сложила мою.
А я-то тебя стыдилась,
Когда обо мне ты молилась…
Прости меня, беспечную.
Прошу тебе Жизнь Вечную,
Бабушка, Богом данная.
Бабуля – Его приданное –
Небесное и земное,
Оно осталось со мною.
Бабушка упокоенная,
Бабушка, будь спокойная:
В храме у Алтаря
Молитва идет не зря.
Автор, Людмила Мальшакова, член СЖР находится на пенсии и публикует материалы в «Православном голосе Кубани».