Легендарный советский ледокол «Арктика» станет музеем в Сочи?

Построенный в 1972 году «Арктика» — второй после «Ленина» советский атомный ледокол. И первое судно, совершившее надводную экспедицию на Северный полюс (1977 г.). А в 1983 году благодаря «Арктике» был спасен целый караван судов, более чем на два месяца застрявших в арктических льдинах. На операции спасения работал и главный редактор «ТЭК Кубани» Виктор Жиляков, который в то время был собственным корреспондентом ТАСС в Западной Сибири.

Скажу сразу: тот, кто придумал, умнейший человек. Имя «Арктики» связано с целой эпохой нашего государства, это символ его могущества и таланта людей, его создавших. Все-таки не случайно, списав «Арктику» по старости  в 2011 году, в 2016-м это имя дали новому ледоколу. Я уверен в том, что поток туристов, которые захотят побывать на борту легендарного ледокола, когда он встанет в акватории порта Сочи, будет огромным.

Я поднялся на борт «Арктики» в октябре 1983 года. В то время я работал собственным корреспондентом ТАСС по огромной Тюменской области, куда входили Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа. Корпункт ТАСС – стандартная четырехкомнатная квартира с телетайпом и несколькими телефонами – находился в Тюмени. В начале октября мне позвонили из главного московского офиса ТАСС и сообщили, что генеральный директор срочно вызывает меня в Москву, откуда мы вместе с заместителем отдела промышленности ТАСС Мариной Горбачевой должны будем вылететь на Чукотку, в город Певек. Этот самый северный город в России — ключевой порт Северного морского пути, по которому везут запасы полярникам, дрейфующим  кораблям, жителям Дальнего Востока. Мы с Мариной должны были развернуть на Чукотке временный корпункт ТАСС, чтобы освещать ледовую операцию по спасению каравана из нескольких десятков судов.

Легендарный ледокол «Арктика»; к сожалению, льды победили — тонет теплоход «Нина Сагайдак»; одна из командировок Виктора Жилякова — собственного корр. ТАСС в Ледовитый океан.

Рядом с Певеком осенью 1983 года льдами зажало 22 судна, шедших в фарватере нескольких старых ледоколов. Это была одна из самых сложных и трагических навигаций за весь советский период Севморпути. Из-за внезапного сильнейшего шторма караван судов оказался внутри дрейфующего льда, в так называемой ледяной реке. Снежный массив буквально перекрыл трассу Севморпути и вжал теплоходы в припай — лед, вросший в берег. А аномальные морозы усугубили трагедию, намертво запечатав суда в ловушке.

Уже через несколько дней мы с Мариной Горбачевой были в Певеке. Сегодняшней молодежи это покажется смешным, но вместе с нами на Чукотку самолет вез телетайп – огромную электрическую печатную машину, которая могла закодировать и передать сообщение. Тогда не было ни компьютеров, ни мобильной связи, ни интернета. Мы диктовали заметки по телефону стенографисткам в Москве или набирали их на грохочущем телетайпе, выдававшем километры белой перфоленты. Кстати, до 1970-х именно по такой связи обменивались сообщениями и главы государств.

Марина Горбачева, наладив временный корпункт, через неделю вернулась в столицу, оставив меня освещать ледовую операцию. В Певеке я провел три месяца.

Одним из первых сообщений, переданных мной из Певека, было печальное известие о гибели теплохода «Нина Сагайдак». У судна заклинило винт и руль, на него налетели потерявшие управление другой корабль и танкер… Ледоколы не могли пробиться к «Нине» сквозь толщу льда. Судно просто раздавило льдами, смявшими и покорежившими всю «начинку». Через не совместимые с жизнью пробоины хлынула вода… Когда-то именно в такой ситуации за каких-то два часа утонул «Челюскин». И тогда, в 1983-м, экипаж и спасатели смотрели с борта ледокола, как «Нина Сагайдак» погружается в ледяное крошево.

Точно так же буквально на глазах стал крениться и тонуть второй теплоход — «Коля Мяготин». (Оба теплохода носили имена пионеров-героев). Но «Колю Мяготина» удалось спасти: он тоже получил пробоину, но, в отличие от «Нины Сагайдак», на «Коле» уцелели насосы для откачивания воды, а летчики успели подвезти материалы для латания дыр.

Трудно в эти дни пришлось и небольшому первому атомному ледоколу «Ленин», у которого лед срезал один или два винта. «Ленин», зажатый во льдах, медленно дрейфовал по Ледовитому океану. А вообще в те страшные дни льдами раздавило 17 из 22-х судов, в том числе 5 ледоколов.

В один из дней мы узнали, что из Мурманска на помощь идет ледокол «Арктика». Правда, тогда на борту было написано другое название  – «Леонид Брежнев» — в память о недавно скончавшемся генеральном секретаре ЦК КПСС. Но судьба переименования была недолгой, и в 1986-м ледоколу вернули «родное» имя.

С борта «Арктики» сошел контр-адмирал, заместитель начальника администрации Севморпути Бронислав Майнгашев. Он и стал начальником штаба по спасению, который разместили в Певеке. У Бронислава Семеновича уже было три ордена, один из которых — за вызволение изо льда других судов несколькими годами ранее. А еще раньше Майнгашев на другом ледоколе совершил несколько экспериментальных походов, пробив новые участки Севморпути. В общем, в свои неполные 60 это был уже легендарный командир.

В Певеке операция по спасению затянулась почти на два месяца. Ледокол день за днем безрезультатно пытался пробить толщу арктического льда, которая уходила вглубь на 5 метров. Попытки вытащить суда на буксире проваливались: якорные цепи рвались с легкостью паутины.

Майнгашев вызвал из Ленинграда не менее легендарного летчика ледовой авиации  Василия Шильникова. Он по полдня летал над морем в поисках малейшего просвета в ледяной пустыне. Наконец, была найдена чуть заметная тропочка, ставшая дорогой жизни. Но зажатые суда не могли добраться до нее. Поэтому штаб принял решение перенести все грузы с кораблей на специальные приспособленные к плаванию во льдах финские небольшие суда, и уже именно их «Арктика» протаскивал к берегу очень извилистым путем.

Каждый день с октября по декабрь из штаба в Певеке я передавал по несколько информационных заметок в Москву. В один из дней Бронислав Семёнович пригласил меня слетать на вертолете на мыс Челюскина, чтобы познакомиться с ситуацией с судами и заодно побывать на «Арктике». Помню, с каким волнением мы выходили с вертолета на палубу этого легендарного атомного теплохода. Говорили, что он накануне побывал на Северном полюсе, хотя и от нас до полюса было рукой подать. Адмирал пошел с капитаном обсуждать дальнейшие действия ледокола, а меня отправили на экскурсию в сопровождении одного из партийных функционеров. К тому времени я уже проработал на Тюменском нефтегазовом Севере почти 10 лет, и мне казалось, что нет ничего грандиознее буровых установок. А здесь была такая громадина, что я сам себе показался песчинкой. Капитанская рубка была настоящим стадионом, затем нам показали бассейн, где плавали свободные от смены члены экипажа. Меня проводили в каюту матроса из машинного отделения, отдыхавшего после смены. В средней по объему каюте он жил один. Он достал из металлической банки азовскую тарань, налил чая и стал меня угощать.

Тем временем погода резко ухудшилась, и мы были вынуждены задержаться до утра. Мне не терпелось передать материал о ледовой обстановке с борта ледокола. Уже имея опыт, я сразу пошел в радиорубку и попросил дежурного разрешить передать сообщение в ТАСС по телетайпу. Он разрешил,  и я стал готовить небольшой текст. Надо сказать, в те времена на судах, плавающих по Ледовитому океану, существовало неукоснительное правило: если сам радист по просьбе журналиста набирал сообщение на корабельном телетайпе, то радист, прежде чем отправить материал в московскую редакцию, обязан был показать текст заместителю капитана по политчасти. На этот счет тогда ходило много анекдотов из жизни. Помню, как журналисты центральных газет приехали в пресс-тур на полуостров Ямал, на макушке которого было открыто Харасавейское месторождение газа. И тоже решили передать сообщения в Москву с ледокола. Но сами они почему-то не набирали текст на телетайпе, а просили об этом радиста. А тот, после того, как набирал текст, отправлялся к замполиту за согласованием. Конечно, к замполиту выстроилась очередь за разрешением. И вот, выходит от него корреспондент газеты «Труд» и говорит: «Была одна мысль в материале —  и ту замполит вычеркнул». Впрочем, на такие шутки никто не обижался: безукоснительное соблюдение порядка на корабле — это главное условие безопасности, его плавучести. Я лично этой участи избежал, потому что сам за телетайпом работал и на меня в таком случае тот порядок не распространялся.

После посещения «Арктики» я еще больше месяца находился в Певеке. Летал на другие ледоколы, но этот остался в моей памяти навсегда.

Фото Виктора Жилякова

Р.S. Когда я писал этот текст, то узнал, что Бронислав Майнгашев дожил до 91 года, и умер совсем недавно – в сентябре 2017 года. По мистическому совпадению, примерно в эти дни в далеком 1983 году и началась та героическая ледовая операция.