«КП-Кубань»: Владимир Соловьев откровенно рассказал о встрече с президентом, о поездке в Краснодар и современной журналистике

Председатель Союза журналистов России Владимир Соловьев стал героем третьего выпуска программы «Без маски», которая выходит на сайте «Комсомольской правды».

Он выделил время в своем плотном рабочем графике и встретился с автором программы Дмитрием Михеевым во время визита в Сочи. Коллеги поговорили о проблемах современной журналистики, блогерах, учебе на журфаках.

Публикуем стенограмму большого интервью председателя Союза журналистов России Владимира Соловьева «Комсомолке».

ПУТЬ В ПРОФЕССИЮ

– Мы находимся в Сочи. На фестивале Союза журналистов «Вся Россия». Форум 25-й, с вашим участием третий. В основном, конечно, традиционная программа, но есть небольшие новации. Я про культовую в свое время книгу Леонида Жуховицкого «Остановиться оглянуться». Эта книга повлияла на выбор многих журналистов. А что или кто повлиял на ваш выбор?

– Я с юности занимался фотографией, но становиться телевизионным журналистов совсем не собирался. Помню, на Дне города, я сам из подмосковного Ногинска, снимал праздник. Ко мне подошли ребята из местной газеты и говорят: «Ты с хорошей точки снимал, можешь поделиться фотографиями?». Они мне даже заплатили гонорар – 5 рублей. Я тогда был в 8-м классе, и это было очень круто, это были серьезные деньги. Как я их потратил, уже не помню. Хотя я совершенно не собирался поступать на журфак. Хотел пойти по стопам мамы — на филфак. Но не сдал экзамены. Пошел на завод работать, слесарем-сборщиком. Потом была армия, служил на Дальнем Востоке. В караулах было много свободного времени, и я писал передовицы в газету Дальневосточного военного округа. Это было издание формата «Комсомолки» — такое полномасштабное.

– Кого вы можете назвать своими учителями в профессии?

– Это Александр Николаевич Тихомиров, уникальный человек, родом из Нижнего Тагила, который воспитывался в детском доме. Он дошел до самых высот журналистики, придумал массу интересных вещей, написал много книг, стал автором программы «Прожектор перестройки». Я тогда был на последних курсах. Когда я вернулся из практики, которую проходил в Югославии, Тихомиров привел меня к Эдуарду Сагалаеву и сказал, что вот парень, он умеет делать репортажи. И меня сразу после университета взяли в главную редакцию информации Центрального телевидения. Тогда появилась программа ТСН – «Телевизионная служба новостей», в которой работали Дмитрий Киселев, Евгений Киселев, Татьяна Миткова, Юрий Ростов, Александр Гурнов – это сейчас элита журналистики.

– Вы были репортером и ведущим. Вас на улице узнавали?

– Да, до сих пор бывает. Где-то в метро говорят: «Вы какой-то диктор». Я, конечно, сейчас уже по-другому выгляжу, но вспоминают. Даже здесь, на форуме в Сочи.

– Вы стали фигурой всероссийского масштаба, но при этом вы почти полный тезка другого человека из телевизора. Как вы относитесь к тому, что иногда вас путают с Владимиром Соловьевым, ведущим программ на телеканале «Россия»?

– Я с юмором к этому отношусь, как и Владимир Рудольфович. Мы много лет знакомы. Действительно, бывает, что публикуют его фотографии под моей биографией. А еще интересный был случай – в комментариях кто-то пишет: «Что вы на него наезжаете-то? Нормальный мужик. На заводе работал, в армии служил на Дальнем Востоке». Мы когда встречаемся, на эту тему говорим и смеемся — м ежду нами можно встать и загадывать желание, а мы будем за это брать небольшие деньги.

БЛОГЕРЫ И ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ

– После работы на ВГТРК вы стали руководить Союзом журналистики России. Прошло уже четыре года с момента назначения. Поделитесь своими впечатлениями.

– Эта работа близка, наверное, к работе министром иностранных дел. Потому что у нас большая международная часть. И нужно принимать решения иногда мгновенно.

– После избрания вы говорили, процитирую: «Объединения блогеров на базе Союза журналистов России могло бы стать инструментом для взаимодействия общества с этой группой лидеров общественного мнения». Как сейчас думаете?

– Позиция у нас достаточно простая: блогеры – это наши сограждане, которые занимаются самостоятельным творчеством и которые хотят иметь права журналистов, но не хотят иметь их обязанности. Поэтому мы их в Союз журналистов пока не принимаем. Хотя в некоторых регионах такие случаи были, но это все-таки не журналистика. 90% блогеров занимаются бизнесом, они рассказывают, что и где купил, куда и что продал, каким кремом надо пользоваться. Нас же интересует очень узкая прослойка, которые раньше были журналистами. Такие журналисты, как Леонид Парфенов и Алексей Пивоваров, которые сейчас делают очень серьезные проекты в Ютубе. Вот с ними было бы интересно контактировать, общаться. Кто-то из подобных блогеров в регионах принимает участие в конкурсах. Например, в этом году впервые перед началом нашего фестиваля прошло вручение новой национальной премии «ТЭФИ-мультимедиа», и ее получили несколько блогеров.

– Чему у блогеров профессиональным журналистам все-таки можно поучиться?

– Мы все чему-то друг у друга учимся. Родители у детей, дети у родителей. Если внимательно смотреть за тем, как наши достаточно известные коллеги ведут себя в кадре, создают свои видеоблоги, можно многому научиться. Но блогеры зачастую ведут себя очень раскованно, от них можно услышать нецензурную лексику. Все это делается для раскрутки. Такого себе профессиональный журналист позволить не может. Сейчас идет непростая конкуренция. Любой человек со смартфоном может выложить контент в интернет, но он не отвечает за последствия, в отличие от журналистов. При этом, я думаю, жесткая конкуренция начнется у журналистов с искусственным интеллектом. Например, роботы уже пишут новости, и они читают новости. Все меньше людей потребуется для создания новостей. Потому что искусственный интеллект в ближайшее время начнет в неограниченных количествах бесплатно и качественно производить романы, пьесы, рассказы, музыку. Это очень непростая история. Для тех журналистов, которые работают «в поле», для оператора с камерой пока нет такой угрозы, но постепенно роботы будут подбираться все ближе.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ПУТИНА ПИСАЛИСЬ НА КОЛЕНКЕ

– Не очень котируемый вами Ютуб-блогер Юрий Дудь завершает свою каждую встречу вопросом: «Оказавшись перед Путиным, что вы спросите?». Вы были первым тележурналистом, бравшим интервью у исполняющего обязанности президента Владимира Путина. Он тогда мало кому был знаком в стране. Что вы чувствовали?

– Это было 4 января 2000 года. Все только что отпраздновали Новый год. Я приехал в студию, ничего не ожидая, мне никто ничего не сказал. Вижу, как выбегает из кабинета заместитель главного редактора с криком: «Вот ты наконец- то приехал! Давай езжай, бери интервью у Путина». Я на коленке написал вопросы, мы с бешеной скоростью въехали через Боровицкие ворота в Кремль и поставили камеры. Пришел Владимир Владимирович, сел рядом со мной и говорит: «Покажи вопросы». Я говорю, может, не надо, так интереснее получится? Но все же я ему подвинул листочек, он сказал: «Все нормально». Вот так это было, когда никто и ничего не согласовывал. Это было удивительно, интересно и круто. Сейчас чаще всего все происходит по-другому. Хотя большие пресс-конференции с президентом тоже проходят спонтанно, обычно подготовлены только первые несколько вопросов.

Интервью тогда продолжалось 40 минут. Я могу гордиться тем, что когда-то сделал целый выпуск программы «Время». В этом интервью Путин рассказывал, как передавалась власть, как Ельцин сказал ему: «Берегите Россию», как он с женой летал в Чечню, чтобы встретить Новый год. Правда, они тогда не долетели, а встретили Новый год в Дагестане. Это было ударное интервью, и многие его до сих пор вспоминают.

ВЫЗОВ ПРИНЯТ

– Вы в профессии более 30 лет, из них минимум треть провели в горячих точках. Только в Чечне работали 12 раз, в качестве военкора прошли 7 войн.

– Да, у меня в биографии написано, что я прошел 7 войн, хотя их, наверное, побольше получилось, если считать все войны в бывшей Югославии. Мы с оператором Анатолием Кляном беспрерывно проработали там 7 лет, а я в общей сложности 10 лет. Там по очереди начиналась войны между сербами и хорватами, потом внутри Боснии, затем было Косово. Я был и на двух Чеченских, на Ближнем Востоке во время интифады, жил в Иерусалиме. Мне даже предлагали стать там собкором, но я отказался. Не хотелось тащить туда детей, там все-таки особая обстановка. Когда-то предлагали и в Париже быть собкором. Но я тоже отказался. В те времена там было лучше отдыхать, а не работать, а сейчас туда вообще не хочется ездить.

– Я читал, что вас ни разу не задело на войнах, хотя вы были в сложных ситуациях.

– Были случаи, когда мы с большей вероятностью должны были погибнуть, чем остаться в живых. И снайперы нам потом рассказывали, что в нас целились, но потом почему-то решили не нажимать на курок. Что-то взрывалось, на мины могли нарваться, и под обстрел попасть и в Боснии, и в Косово — много было всяких «приключений». Сидели в Приштине в Гранд-отеле и целую неделю ждали, когда начнут бомбить. Впечатления интересные.

– Вы везунчик или у вас есть оберег?

– Когда меня отправляли туда работать, это был невероятный вызов — в 26 лет стать собкором и руководителем отделения на Балканах. Особенно во время таких событий, когда пропали без вести наши журналисты, которых я лично знал. Мой дедушка Мефодий Александрович, который прошел две войны, сказал мне, что снаряд два раза в одну воронку не попадает, так что езжай. И я поехал.

– Вы работали при различных общественно-политических ситуациях – СССР, КПСС, перестройка, Ельцин, потом Путин. Все менялось. Когда было сложнее?

– Выделить какой-то период трудно. Всегда непросто, но всегда интересно. Понятно, что очень непросто было начинать работать в Югославии. Тем более там пропали коллеги, а потом выяснилось, что погибли, причем страшным образом — они были ранены, их добили в машине и сожгли. Тогда не было мобильных телефонов, не было даже обычной телефонной связи, света не было. Мы там дрова воровали, чтобы согреться в гостинице. Перед участком полиции нас чуть не застрелили.

ЗАКОН ОБ ИНОАГЕНТАХ НАДО МЕНЯТЬ

– Вы приняли участие в акции в поддержку СМИ, которые признали иностранными агентами. В чем опасность этого нововведения?

– Союз журналистов против любых ограничений СМИ как у нас, так и за рубежом в отношении наших специалистов. Именно в адрес наших журналистов начали применяться подобные меры еще очень много лет назад в США. Мы понимаем, что внесение в реестр иноагентов не приводит к ограничению свободы слова. СМИ может печатать, говорить все именно так, как они хотят в соответствии с редакционной политикой, но при этом СМИ теряет возможность работать, потому что многие отказываются общаться, спонсоры уходят. Из-за этого могут быть потери, в том числе рабочих мест. Многие СМИ, признанные иноагентами, не зарегистрированы в России, но журналисты, которые там работают — наши сограждане, поэтому неприятно, если они теряют работу. Я вхожу в комиссию Совета по правам человека, которая занимается защитой свободы слова и прав журналистов, и мы там очень внимательно эту историю изучаем. Я присутствовал на том самом, нашумевшем совещании, когда глава СПЧ Валерий Фадеев пригласил представителя Минюста. Мы его долго расспрашивали и, к нашему удивлению и ужасу, поняли, что любой из нас может оказаться в списке иноагентов очень просто. Можно поехать на какой-нибудь зарубежный форум, и там вам оплатят гостиницу, или вы получили зарубежную премию, или вам просто прислали 1 цент хоть из Монголии, хоть из Белоруссии – все, можно попасть в эту историю. Я тоже когда-то получал гонорары от зарубежных СМИ, когда работал в Белграде. Теперь бы считался иноагентом. И даже бывают смешные, парадоксальные случаи: у Союза журналистов есть партнер, который нам организовывает кейтеринг для наших мероприятий в Москве, а они сотрудничают с иностранными компаниями. Таким образом наш Союз чуть не признали иноагентом.

Очень важно эту историю переосмыслить, нужно иметь право на ошибку. Мы от имени Союза и СПЧ будем обращаться к новому составу Госдумы. Не случайно Дмитрий Песков сказал, что закон надо поменять.

УСПЕХ И НЕЗАВИСИМОСТЬ СМИ

– А как вы считаете, есть независимые СМИ?

– Абсолютно кристальных независимых СМИ нет ни у нас, ни за рубежом. Есть идеалисты, которые понимают свободу слова в каком-то чистейшем качестве и выпускают несколько номеров частного СМИ. Обычно это долго не происходит, это дорогая игрушка. СМИ требует вложений, сил, денег. Я бы формулировал по-другому: есть государственные СМИ, а есть негосударственные.

– Успешное медиа в вашем понимании, какое?

– В наше время, а мы живем при капитализме, это то СМИ, которое приносит доход. У нас по сути из больших газет всего три, которые приносят реально большой доход, – это «АиФ», «Московский комсомолец» и «Комсомольская правда». Со всеми остальными сложнее.

ПРОФСОЮЗА НЕ БУДЕТ

– В последние годы замечен рост числа членов Союза журналистов. Ваша позиция – принимать ли в организацию студентов, пиарщиков или ограничивать вход в Союз?

– У нас есть серьезная фильтрация на входе. Нам не нужны случайные люди, нам нужны лучшие, потому что мы позиционируем себя как объединение элиты российской журналистики. Сейчас в Союзе 70 тысяч человек. У коллег видна заинтересованность, поэтому они пришли в организацию. За 4 года больше 5 тысяч человек вступили, очень важно, что это молодежь, а также телевизионщики и радийщики, потому что раньше в Союзе были в основном районные газеты. Уважение к Союзу растет, и коллеги понимают, что он нужен и в нем почетно состоять.

– Все-таки Союз журналистов – это общественная организация творческих людей или это профсоюз особенной профессии?

– Профсоюз у нас создать очень сложно и почти невозможно. Я был на съезде Синдиката журналистов Италии. Там все очень жестко – если ты не член этого Синдиката, то тебя не возьмут ни в одно серьезное СМИ. Членские взносы там по 200-300 евро в год. У нас никто платить не будет. Конечно, там защита мощнейшая. Если нужна юридическая помощь, Синдикат предоставляет мощнейших юристов. У нас, кстати, тоже есть Центр юридической помощи журналистов, мы это делаем бесплатно. Если человек теряет работу, ему профсоюз пару лет платит среднюю зарплату. У нас же взносы – 500 рублей в год, а для ветеранов 100 рублей – собираются достаточно слабо. Какие-то крупные суммы наши коллеги в этой экономической ситуации не будут платить, поэтому у нас все-таки творческий союз. Он один из самых больших в мире.

– А как Союз помогает журналистам, которые оказались под прессом чиновников-самодуров?

– Конечно, помогаем. Про Ивана Голунова все знают, а про Зинаиду Макарову из Углегорска мало кто знает. Там местный чиновник решил всем объяснить, что он газетой командует. Журналисты не подчинились. Тогда им отрубили электричество, а главный редактор была уволена. Мы обратились в прокуратуру, написали губернатору. Глава региона приехал, уволил этого чиновника, Зинаиду восстановили на работе. И такие случаи происходят несколько раз в неделю. От нас идет больше количество обращений в надзорные органы, руководителям регионов, и это работает.

– Обратная сторона – жалуются в Союз на журналистов чиновники?

– Конечно. Звонят и рассказывают: «Вот в такой-то газете журналист про нас плохо написал. Разберитесь с ним». Но у нас главная цель – борьба за свободу слова. То есть я вообще не имею права говорить журналистам, как писать, что писать. Меня тогда надо уволить. Даже главы регионов говорят, как бы им поприжать журналистов.

ПОЗНЕР НЕ ПРАВ

– Совсем недавно была учреждена премия имени легендарного декана факультета журналистики МГУ Ясена Засурского. В то же время звучат голоса, что такие факультеты нужно закрыть, Владимир Познер об этом говорит. Ваше мнение?

– Я очень рад, что мы эту премию сделали. Засурский воспитал более 30 тысяч журналистов за всю свою многолетнюю работу. Мы ее будем вручать каждый год в Сочи преподавателям факультетов журналистики. Я не согласен с Познером в том, что факультет надо ликвидировать. Он не учился на факультете журналистики, он заканчивал биофак. Я считаю, что такие факультеты в больших городах должны быть, потому что факультет журналистики дает мощнейшее гуманитарное образование, учит азам профессии, и конкурс везде растет. Есть замечания к таким факультетам в некрупных городах страны, оттуда приходят в редакции люди во многом неподготовленные.

ДОЧЕРИ, ДРУЖБА И КРАСНОДАРСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ

– А сейчас три кита – книга, фильм и музыкальное произведение, которое вас изменили?

– У нас была фантастический преподаватель по древнегреческой литературе, поэтому меня впечатлили «Илиада» и «Одиссея» Гомера. Из фильмов – «Форест Гамп», а из музыки – Бетховен и его Пятая симфония.

– Ваши дочери близки вам профессионально: одна закончила факультет медиа коммуникаций Высшей школы экономики и магистратуру в Лондоне, вторая – операторский факультет ВГИКа. Чем они сейчас занимаются?

– Старшая сейчас занимается переводами, продолжает еще учиться, хочет работать в Яндексе, там есть интересное направление. Младшая активно снимает как оператор. Недавно она вместе со своей подругой-режиссером получили грант Минкульта. Выиграли сами, я вообще никак не участвовал. Она наслушалась мои рассказы о приключениях и путешествиях и улетела на съемки на 1,5 месяца на Беринговы острова. Снимали документальный фильм про ребят, которые живут и учатся там, а потом разъезжаются по всей России. Сейчас она находится в Смоленске, снимает тех же ребят. Для дочери это фантастическое приключение, и они с подругой вернулись другими людьми. Они поняли, как по-разному у нас живут люди в регионах.

– Когда вы стали председателем Союза журналистов, друзей у вас стало больше?

– Это количество неизменно. У меня близких друзей всего несколько человек. Кто-то даже работает вместе со мной.

– Представьте, что у вас есть возможность запустить в мир свой флешмоб и выбрать либо фразу, либо хештэг. Какой бы это был призыв?

– Тот же самый, как у кота Леопольда: «Давайте жить дружно».

– Часто ли вы бываете на Кубани?

– Я не раз был в Краснодаре, очень люблю этот город. Очень много поездил по Краснодарскому краю, много интересного узнал. Например, совершенно не ожидал, что существует огромное водохранилище, где рядом выращивают рис. Мне показывали местные жители отметки, где вода поднималась и в какие годы, я снял это крупно. Потом подложил на кадры тревожную музыку. И этот сюжет вызвал панику в крае. Потому что едва не было введено чрезвычайное положение.