Член СЖР Валентин Иванович Яковлев отмечает 85-летие

Валентин Иванович Яковлев родился 21 июня 1940 года в  небольшой кубанской станице − Петропавловской, основанной в середине позапрошлого века выходцами из Воронежской губернии и Дона. Там  «и досе» «гаварять» на певучем «кацапском» языке.

О нем, как о профессиональном редакторе,  знатоке русского языка и современной литературы, замечательной души человеке, мы знаем не по чьим-то рассказам. Многим из нас, и автору этих строк в том числе, Валентин Иванович помогал готовить книги к выходу в свет. К нему постоянно обращался за помощью при издании своих сборников  талантливый поэт, учитель русского языка и литературы Виталий Борисович Бакалдин.   Немало книг отредактировано им  о  кубанцах − Героях Советского Союза  и кавалерах трех орденов Славы в содружестве с председателем  ассоциации Героев − участником Великой Отечественной войны Героем Советского Союза  Владимиром Васильевичем Козловым и поэтом − Героем Труда Кубани −  Кронидом Александровичем Обойщиковым.

Не сразу удалось уговорить его рассказать  о себе.   И я ловлю себя на мысли, что часто, работая, как говорят, бок о бок с людьми, мы мало знаем, чем они живут, что волнует их. Почему в их творчестве преобладают те или иные темы.

После первых же минут беседы  начинаю понимать, почему он отдает предпочтение   книгам  о войне.  Ведь первые зарубки в его памяти оставлены оглушительным воем сирен перед  бомбежкой, взрывами,  ужасами пожарищ, злобными голосами незнакомых людей.  Отец его − учитель истории- вступил добровольцем в кубанский казачий корпус.  Был тяжело ранен.   С приходом гитлеровцев в станицу мать Вали − начальника  Петропавловского почтового отделения -схватило гестапо. Кто-то донес, что по приказу свыше она вывела из строя узел связи. Ей грозил расстрел. Глубокой ночью, проломив неимоверным усилием крышу конюшни, ей удалось вырваться из лап фашистов.

В центре Петропавловской  в парке − кирпичная трибуна (своего рода станичный  минимавзолей), на трибуну эту в дни  всенародных праздников взбирались местные вожди − приветствовать  демонстрантов. «Им не на трибуне место,− возмущалась она, идя в колонне,− а в тюрьме: хапнули колхозные продукты и ушли в горы − «партизанить». Когда немцев  наши войска  прогнали, вернулись в свои кресла».

Через некоторое время за  слово, неосмотрительно сказанное  у портрета Сталина (сумели подловить), она была осуждена  по 58-й (политической) статье и по  этапу отправлена  в Нарву,  в лагерь особого режима, где 70 процентов заключенных умерли от голода и болезней.

 Мальчишку, тонкого как стебелек, возле станичного  магазина встретил незнакомый  мужчина в  гимнастерке.  

− Есть сильно хочешь?

− А то!   − проговорил Валя еле слышно.

Мужчина привел его  в  колхозную бригаду и попросил повариху покормить.

− У меня свои голодные ходють…

− Это сын Паши, − сказал дрогнувшим голосом солдат.

Женщина  засуетилась, ища миску побольше.  За что  Прасковью − комсомолку, стахановку  отправили «на Соловки», знала вся станица…

Вскоре за сыном «врага народа» приехал «исполнитель» в форме  НКВД. А Валя, тяжело болевший корью, уже лежал на столе… Скорее всего это был летаргический сон.   «Исполнитель» ушел ни с чем, а отрок  вскоре «воскрес». Тоненьким, чистым голоском пел он в  церковном  хоре, моля Господа вернуть маму.

Кому-то из фронтовиков удалось достучаться до Кремля. И вернулась Прасковья из лагеря. Слушая стихотворение сына, написанное весной 1953 года:

Товарищ Сталин,

Пробил страшный час,

Тебя не стало

Больше среди нас…                                                      

Плакала  навзрыд, скорбя о кончине, как считала она, своего «избавителя».

Ни работы, ни средств к существованию. Рядом  озлобленные  чиновники.

− Ты бы, Пашкя, уехала куда подальше, а то они тебя снова упекуть…− советовала бабуня. − Или в церковь сходила бы. Глядишь, Бог  поможет, наставит…

− У нас в лагере больше других молились невинно осужденные, а Бог помогал только блатным и воровкам. Не могу я ему верить…

Уехала с узелком  в Краснодар. Бараки шорно-седельной фабрики. Дисциплина как в Нарве: за 5 минут опоздания можно было запросто получить  срок. А сын  рос в станице  «без привета и конфета». Книги да самодельная тетрадка со стихами заменяли ему близких людей. Только в 1956 году, обретя «свой угол» в турлучной конюшне, приспособленной под жилье,  смогла забрать сына к себе, в Краснодар.

На «толкучке» купила сыну «румбу» (очень модную тогда курточку), почти новые брюки и какие-то туфли. Так что, среди учеников восьмого «Б» Валентин  выглядел вполне прилично.

Окончив в  1958 году Краснодарскую среднюю школу № 42, поступил в Ростовский кинотехникум. Студенты жили впроголодь: стипендия 18 рублей  −  не разгонишься.

− В основном, − продолжает рассказ Валентин Иванович, − подрабатывали на товарном дворе.  В тот день разгружали платформы с углем. Черный, как негр, сижу на привокзальной площади. Ребята  ушли  за  пирожками, а я  сторожу  книги и одежду.

− Сижу в тенечке на привокзальной скамейке. За ухом  папироса «Норд». В руках тетрадка,  рифмы роятся в голове. Вздрогнув, поднимаю голову: передо мной мужчина лет шестидесяти. Широкий рот с тонкими, опущенными книзу уголками губ. Хищный, крючковатый нос. Колючий взгляд. Хриплым голосом спрашивает:      

− Студент?

− Студент, − отвечаю, как на допросе.

− Технарь? −кивает на книгу «Сопротивление материалов».

− Так получилось. Думал стать кинооператором, а в техникуме готовят реммастеров.

− Стихи?

Краснею и опускаю голову.

 − Нога разболелась, − мужчина глянул на свою трость, − сходи в киоск: купи «беломор».  И подает купюру в 50 рублей − громадные по тем временам  деньги.  Когда я вернулся, его не было. Старушка, сидевшая возле книг, сказала, что мужчина ушел и попросил ее приглядеть за нашими вещами.

Я бросился на вокзал. Поезд «Москва−Симферополь», постукивая колесами, набирал ход. В одном из окон  − знакомое лицо. Я сорвался с места и ринулся догонять вагон. Человек махал рукой, явно приказывая остановиться. Потом открылась продолговатая форточка  и я услышал его  сердитый  голос: «Стой! Возьми все  себе!». Не понимая его, я продолжал бежать. Прошумел последний вагон…Поезд ушел в Крым.

Через несколько лет в библиотеке взял я книгу «Повесть о жизни» Константина Паустовского. С авантитула глянули на меня  зоркие, внимательные, добрые глаза.

Впоследствии я прочел не только  собрание  сочинений К.Г. Паустовского в восьми томах, но и его статьи, опубликованные в журналах и даже газетах. Писатель часто выступал в печати в связи с дискуссиями о языке, которые велись людьми, обеспокоенными засильем «канцелярита».

Он писал в статье «Живое и мертвое слово»: «…борьба за язык должна начаться с всеобщей борьбы  за подлинное повышение культуры, за власть разума, за истинное разностороннее образование… Наш язык − наш меч, наш свет, наша любовь, наша гордость! Глубоко прав Тургенев, сказавший, что такой великий язык мог быть дан только великому народу».

Константин Георгиевич считал, что  «с русским языком можно творить чудеса…потому  что нет таких звуков, красок, образов и мыслей − сложных и простых,− для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения».

Учась в Ростовском университете, я писал дипломную работу  по его роману «Золотая роза». Константин Георгиевич тогда находился в Крыму в профсоюзном санатории-профилактории.  Дежурная, произнося какие-то слова по латыни, разрешила зайти лишь на несколько минут. Я торопливо начал объяснять любимому писателю цель своего визита.

− Ты Валя, −  ты тот ростовский негр! − радостно воскликнул Паустовский. Я, волнуясь, рассказывал ему, что заочно оканчиваю отделение журналистики, работаю редактором газеты,  пишу дипломную работу по его произведениям.

Константин Георгиевич закашлялся и, вынув из кармана  какой-то аппаратик, припал к нему губами. Его мучила жесточайшая астма. Подталкиваемый в спину женщиной в белом халате, я думал: «Боже мой! Какую надо иметь память, какое доброе сердце, чтобы десять лет помнить имя  неизвестного студента…».

Откладываю бумагу и карандаш, незаметно включаю диктофон. Мы вместе начинаем что-то вспоминать. Валентин Иванович рассказывает о газетах, в которых довелось работать,  − о забавных случаях, курьезах, необычных авторах… О многих годах  работы в издательствах.

− А какая книга, подготовленная Вами к печати, более других запомнилась? − спрашиваю его.

− В Краснодарском издательстве выходила в 1980-х годах  серия  книг «Ратный подвиг Новороссийска». Требования  были довольно жесткими: автором мог быть только участник тех боев, писать он должен был  о  реальных людях и  событиях.

Мне как заведующему редакцией, доставались самые трудные темы. Работая вместе с Андреем Петровичем Марфиным над его книгой «Героический штурм», мы ходили по «Малой земле», где 225 дней и ночей шли непрерывные бои. Он  вспоминал, рассказывал о событиях тех дней, показывал памятные места. И я слышал взрывы бомб и снарядов, гул самолетов, рев судовых и танковых  моторов, голоса  наших воинов, идущих на подвиг и на смерть. Это был поистине героический штурм.

Мировая история  по утверждениям военных специалистов и ученых не помнит такого массового героизма, стойкости и отваги, которые проявили в те дни советские воины при штурме Новороссийска, большая часть которого была превращена немцами  в практически неприступную крепость. Это одна из самых сложных и дорогих сердцу книг.

− А Вам самому приходилось в качестве военного корреспондента бывать в «горячих точках»? − задаю ему новый вопрос.−Я слышала, что Вы были в Кировабаде, передавали оттуда по телефону репортажи.

− Да, в январе 1990 года  в качестве редактора дивизионной газеты « Советский воин» я был отправлен в Гянджу (так тогда начали именовать Кировабад).  К счастью, до открытых столкновений нас, «резервистов», с азербайджанскими боевиками дело не дошло, хотя у бандитов были градобойные пушки, автоматическое и другое оружие. И главное − звериная жестокость.

Они собирались, прикрывшись живым щитом из женщин и детей, двинуться на нас. Но мы выстояли. Не поддались на провокации, не прикоснулись к ящикам подброшенного коньяка. И знали они, что мирных людей мы не тронем, спасем, а их − мерзавцев − сотрем в порошок. Чего бы нам это не стоило. 

Мы переходим от одной темы к другой. От проблем  литературы, к воспитанию молодежи,  от « вечных»  вопросов  − к творческому росту тех, кто служит Слову…

Светлана Макарова-Гриценко