Работа лауреата конкурса «Золотое перо-2018» корреспондента интернет-портала «Кубань 24» Николая Хижняка

Люди и грязь — по следам потопа: Туапсе, Кривенковское, Кабардинская, Хадыженск

Понимание происходящего в Туапсе ко мне пришло с опозданием. В интернете 24 октября стали активно распространяться видеозаписи из Туапсе, где бушевала стихия. Но несмотря на ужасающую картинку с несущейся по реке фурой, настоящие масштабы бедствия сразу понять было тяжело. Дожди, смерчи и даже подтопления для нашего побережья дело привычное. Вода быстро сойдет, коммунальщики уберут мусор, и все забудется.

Потом появилась информация о вероятном продолжении ливней ночью. При этом город еще не оправился от первой волны. Стало ясно: нужно ехать в район. Тут-то и обнаружилось, что это уже невозможно.

«Ласточки» в направлении Туапсе встали из-за подтопленных путей, и когда их пустят — неизвестно. На автомобиле и автобусе тоже просто так не проскочить. Отправиться в дорогу удалось только ранним утром вместе со съемочной группой канала. Вода после ночных дождей стала уходить, появилась возможность проехать.

В Туапсе 25 октября мы успели вовремя — почти посуху, но едва добрались до штаба по ликвидации ЧС, как дождь опять превратился в ливень.

Ситуация в районе менялась ежеминутно. Пока мы пытались в штабе выяснить, куда лучше выехать, чтобы отснять происходящее, поступил доклад, что по дороге на Сочи смыло 20 м пролета автомобильного моста через реку Макопсе. Вскоре добавилась информация об обрушении части железнодорожного пролета. Встретивший нас в штабе начальник пресс-службы МЧС по Краснодарскому краю к этому моменту работал без сна уже более суток. Собственно, как и почти все, кто в штабе находился.

Пробиться к мосту на Макопсе для съемки не удалось. Во-первых, перекрыли подъезд. Во-вторых, из-за этого образовались огромные пробки. Потратив два часа на безрезультатные попытки пробиться к Макопсе, меняем планы. Отправляемся снимать восстановление смытого предыдущим вечером моста через реку Цыпка на трассе Туапсе — Хадыженск.

За городом сразу же стали проявляться признаки прошедшей воды: деревья, ил, смытые заборы, принесенные потоком воды машины. Остановился снять уцелевший мост через реку Туапсе, одна сторона которого полностью осталась без перил — их снесло потоком, а другая часть перил сохранилась, собрав на них остатки деревьев и всякий мусор. Вокруг моста были разбросаны унесенные машины. Для меня это стало первой картиной происходящего, по которой я смог получить внятное представление о масштабах ЧС.

На мосту женщина, увидев камеру, сразу после «здравствуйте» рассказывает, как ей страшно было во время наводнения идти по этому мосту по колено в воде. Спрашиваю: «А зачем так рисковать?». Смотрит на меня удивленно: там ее дом, куда еще ей идти?

На подъезде к мосту через Цыпку вдоль дороги стоят сотни машин. Тут и автомобили тех, кому нужно проехать за разрушенный мост, и машины аварийных служб и спасателей.

Слева от моста в реке лежит фура. Справа через поваленные деревья и камни образовалась тропа, ведущая к железнодорожному мосту. По нему местные жители и спасатели через реку и переходят.

Мост через Цыпку, как сообщалось официально, начали восстанавливать, как только позволили погодные условия. Условия такие: проливной дождь и ветер, который успешно загоняет холодные капли под дождевик. Внизу ревет река. Груженные камнями и щебнем самосвалы, подъезжая к промоине, один за другим ссыпают в реку содержимое кузовов. Все еще бушующая вода подхватывает камни, как щепки, и утаскивает их.

Происходящее выглядит настолько утопично, что ни у меня, ни у местных жителей, наблюдающих за процессом с другой стороны, не возникает сомнения — это все бесполезные попытки и создание видимости работы.

Уже через 16 часов по мосту поедут первые автомобили, а мне станет немного стыдно за эти мысли.

На противоположной стороне появляется грузовик МЧС. Он успел туда прорваться до того, как рухнул мост. Теперь он повезет гуманитарку в отрезанное от мира село Кривенковское. Но грузовик там, а гуманитарка с этой стороны Цыпки. Спасатели, как муравьи, цепочкой растянувшись по железнодорожному мосту, грузят в машину хлеб и питьевую воду.

Пытаюсь напроситься в машину, но грузовик забит под завязку, фотокору места нет. Приходится возвращаться в Туапсе.

Возле штаба по ликвидации ЧС, — он расположился в администрации района — завидев мою камеру, начинает ругаться мужчина: «Напишите, как они тут работают! У меня магазин пострадал, испорчен весь товар. Кто мне за него компенсирует? Я пришел к ним, а они: мы помогаем только людям, у которых пострадали жилые дома. И это поддержка малого бизнеса?».

Неожиданной проблемой оказался ночлег. Вообще в Туапсе гостиниц хватает, но сейчас почти все заняты теми, кто не может уехать в Сочи. Свободное место находится не сразу, а когда, зарезервировав его через сайт, пытаюсь заселиться, нарываюсь на достаточно резкий отказ хозяйки:

— Номера не сдаем — у нас воды нет!

— Ну и что тут такого?

— То есть вообще нет воды!

— Ну, это логично, в городе вообще-то ЧП. А мне очень нужно хоть где-нибудь переночевать.

— Вас правда это не смущает?

Тон хозяйки сильно меняется. Она, извиняясь, поясняет, что сегодня весь день выслушивает от постояльцев и заселяющихся претензии из-за отсутствия воды. Незадолго до моего появления одна женщина устроила скандал и потребовала вернуть деньги за все время ее проживания. А воды нет не только тут, а вообще в городе.

Ночью вышел на вокзал. Пожарные откачивают воду из подземного перехода. Люди спят в поездах. У выхода с вокзала семейная пара москвичей предпенсионного возраста с грудой чемоданов — они только узнали, что поезда не ходят. Что делать? Принять как факт. Пара не возмущается, не сокрушается, а шутит. Если уехать невозможно, значит, продолжается отпуск, чему они не могут не радоваться.

Утром 26 октября умылся газированными «Ессентуками» и принял «душ» с помощью влажных салфеток.

В штабе сказали, что проезд по мосту через Цыпку восстановлен. С коллегами решаем выдвинуться туда, куда вчера попасть не удалось — в Кривенковское.

На мосту местные жители с удивлением смотрят на залатанные дырки. Вчера тут был провал, а теперь едут машины. Я мысленно раскаиваюсь за свое вчерашнее маловерие.

Вода из речки уже ушла. В русле бульдозер разбирает завалы. По железнодорожным путям прошел первый товарняк, груженный гравием для ремонта остальных участков дороги.

Село Кривенковское разделено трассой на две части. Река протекает через обе половины, но только правая сторона находится в низине. Сперва мы заехали на левую.

Возле штаба — машины МЧС, прибывшие сюда после окончания ремонта моста. Работает генератор, от которого местные жители заряжают свои телефоны. Представители администрации, прокуратуры и следственного комитета принимают граждан. Вот два сына в грязной от муляки одежде держат под руки мать. Та в слезах выспрашивает, какая помощь будет и когда. У женщины уплыли все документы. После разговора семью ведут в столовую покормить горячим, а я ухожу.

• 

Мой фотоаппарат опять привлекает внимание. Хозяйка первого же дома, увидев журналиста, приглашает войти и начинает жаловаться, что никто им не помогает: «МЧС, администрация, все только и ходят мимо моего дома, никто не заходит! А кто вот это все уберет?».

Женщина показывает на муляку во дворе, порог дома, на котором около 5 см грязи, не больше. А на крыльце сидят трое мужчин. В сарае стоят лопаты. Мужчины просто курят и поддакивают женщине.

Спустя время прохожу в другую часть села. Тут обстановка куда хуже, чем у моей жалобщицы. В дома вода заходила на 50 см, а муляка повалила заборы и вынесла автомобили. Вот парень молча расчищает двор от грязи:

— Вы здесь живете?

— Нет. Хозяева с той стороны убирают.

— А вы спасатель что ли?

— Нет, сосед. Помогаю просто. Наш дом меньше зацепило, мы быстро его выгребли.

Какие разные люди.

На соседней улице нашел пожарных. Местный житель усадил их на импровизированную лавку, кормил сваренным на костре супом и открывал свежеотмытый от муляки трехлитровик с компотом. Мою попытку расспросить бойцов о том, что происходит, хозяин пресек на корню: «Дай ребятам поесть. Они с утра не приседали — соседям помогли, теперь у меня тут все выгребли».

Забираюсь на низкую правую половину села и попадаю в грязевое чистилище. След воды на стенах пятиэтажных панелек — выше окон первого этажа.

Разбитые, искореженные окна, разбросанный мусор, мебель, вещи, вынесенные из окон потоком. Между домами жидкая грязь. Возле каждого подъезда, в каждом окне суета. Люди выкидывают из квартир остатки негодной мебели или одежды. Выносят и выносят грязь. На мою камеру вообще никто не реагирует — людям не до этого. Заходишь в любую квартиру, а тебя словно не видят. Гребут грязь лопатой, разбирают шкаф, ты просто снимаешь. Заняты все: молодые, старики, дети.

Снимаю, как подростки несут остатки шкафа. Делаю неосторожный шаг и проваливаюсь в грязь по колено. Мальчишки смеются: «Ты что, не знал, куда едешь? Нужно было болотники брать»! Отшучиваюсь: «А что, разве эта грязь не целебная?». «Ага, вот отмоем квартиры и откроем в них гостиницы!» — подхватывает шутку местный житель. Но без улыбки.

Чтобы сделать драматичный кадр в Кривенковском, совсем не нужно специально лезть в грязь и выискивать ракурсы. Куда ни направишь объектив, всюду полнейший хаос и ужас. Прокручиваю в голове, что тут происходило, и становится не по себе. Вода как в стиральной машинке бурлила в этих дворах, в этих квартирах: сносила с петель металлические двери, выламывала окна, вырывала с места шкафы, холодильники, диваны.

От размышлений отвлекает приезд цистерны с питьевой водой. Со всех сторон, с каждого двора к ней потянулись десятки людей с ведрами, баклажками, бутылками.

Кто-то громко крикнул: «Вода приехала!», и поток людей к водовозке увеличился еще больше.

• 

Вечером нашел в штабе ведро с водой и, стоя босиком на бетонном полу, при температуре 8 °С устроил себе «прачечную». От жестокой простуды меня спасли хозяева гостиницы, позвавшие к столу и напоившие коньяком. То ли от коньячной «народной медицины», то ли от усталости всю ночь спал как убитый.

Поутру первым делом решил посмотреть, в каком состоянии мои ботинки. Ни в каком! Они не только не высохли, но и остались изнутри грязными. И порвались. Поэтому 27 октября началось с поиска новой обуви. При покупке резиновых сапог встретил коллег с теми же проблемами. Переобулись и решили снова ехать за цыпкинский мост, но теперь уже дальше — до Хадыженска.

В Хадыженске обнаружили огромное количество техники: грузовики, самосвалы, даже экскаваторы с логотипом МЧС. Это на помощь кубанским коллегам прибыли ростовские спасатели.

Возле Дома культуры, где расположился штаб, казаки разбили полевую кухню. Кормят всех желающих. На третий день быстрых перекусов горячая гречка с тушенкой была пищей богов. Казаки без лишних вопросов накормили меня. С ними же я уехал в станицу Кабардинскую, как мне сказали, наиболее пострадавшую в районе.

• 

Как фотограф, после Кривенковского в Кабардинской я ничего нового для себя не увидел. Та же вездесущая грязь, только вместо панельных пятиэтажек — частные дома: от ветхих саманных до капитальных кирпичных. Но если говорить не о «картинке», а об атмосфере — тут уже было другое. В каждом дворе работали спасатели, казаки, волонтеры. Настроение у местных было уже куда позитивнее, чем вчера в Кривенковском. Ну и еще одна деталь, которая засела мне в голову: все коты, которых я встречал после потопа в Туапсинском районе, были чистые. Как будто их только что постирали и высушили. А тут все чумазые. С чем это связано?

Заночевать в Хадыженске не удалось: все гостиницы города, а также Апшеронска и даже Белореченска, заняты теми, кто приехал ликвидировать последствия потопа. Нет худа без добра — с редакционной машиной вернулся в Краснодар и, наконец, выкупался с горячей водой.

Утром 28 октября с волонтерами вернулся в Хадыженск, надеясь отснять раздачу гуманитарки и откачку воды из жилых домов.

Первая тема отпала сразу же. Власти, наученные опытом прошлых ЧС, развозили гуманитарку точечно, по конкретным адресам, чтобы не было махинаций. И сделали это в первые дни. Сейчас выдача уже не носила массовый характер. Мне остается только поехать снимать откачку воды.

Снимая ее, рассказывать нечего — ни экшена, ни геройства, рутинная грязная работа. Попал за стол обедавших пожарных из Апшеронска. Едят мужики то, что из дома собрали жены. Делятся наболевшим:

«Наша часть тут откачивает уже двое суток. Сегодня выходят жильцы и выгоняют нас. Надоело, говорят, слушать шум дизеля. Это те, кто выше первого живет. У кого сухо. А тут вода еще поступает из грунта, и наша задача — не дать ей подойти к трансформатору, напряжение на дом уже подали, чтобы люди жить могли. Если не откачивать, шарахнет так, что мало не покажется!»

Слушаю парней. Вспоминаю рассказ знакомого из МЧС. Там тоже люди возмущались, что им звук дизеля мешает. Но пока воду из их дома откачивали — не мешал. А как к соседям перешли — сразу же стало слишком громко.

На хадыженской улице Кирова познакомился со спасателями Крымского ПСО. Вечером 25 октября эти парни первыми смогли пробиться в отрезанную наводнением от большой земли станицу Кабардинскую. Тогда в нее не могли проехать ни джипы, ни КамАЗы. Дорога была залита так, что над водой было видно только знаки, а сама вода текла рекой.

Тогда было принято решение погрузить в «Уралы» надувные лодки с 14 спасателями, доехать до ж/д путей и по ним пешком выдвинуться в сторону Кабардинской. На «Уралах» — потому что по проходимости они выигрывали у КамАЗов, 14 человек — потому что столько могла вместить машина, плюс вещи. Этого же количества человек было достаточно, чтобы по очереди, сменяясь, тащить лодки и моторы до ж/д путей, потому что они находились на возвышенности и их меньше топило. Идти нужно было пешком, потому что все попытки спустить лодку из Хадыженска не увенчались успехом: мотор не справлялся с сильным потоком воды, лодку сносило, а плавучий мусор грозил просто потопить ее вместе со спасателями.

Ближе к станице был большой разлив, где течение ослабевало. Там можно было воспользоваться лодками и добраться до пострадавших. Но до разлива требовалось дойти. Выгрузившись из «Уралов», крымские спасатели 2,5 часа тащили на себе моторы и лодки, после чего сумели доплыть до Кабардинской и уже в сумерках начать эвакуацию людей, спасавшихся от воды на крышах людей.

Эти же парни 28 октября помогали жителям улицы Кирова разгребать завалы, вытаскивать из грязи мебель, а из домов — грязь.

• 

В Хадыженске на улицу Кирова пришелся основной удар стихии. Около 20 домов тут оказались почти полностью затопленными. Обычные одноэтажные дома — не хибары, но и не хоромы. Степень ущерба огромная. Бурлящий поток и грязь уничтожили почти все. Здесь работают сотни людей. И здесь меня, как фотографа, снова никто не видит.

Сразу за улицей Кирова на повороте реки начинается район позажиточнее, дома уже в пару этажей. Не «элита», конечно, но выше среднего. И здесь я сразу лишаюсь невидимости.

Буквально у первого дома женщина стала нервно призывать сфотографировать ее стройку:«Вы посмотрите, что эти спасатели тут натворили! У нас тут было водоотведение, где оно? Они пока тут ездили, повредили его! А поддоны у нас возле дома стояли, где они? Они их кидали на дорогу, чтобы техника пройти могла! Кто мне их теперь купит?

В самом доме, к слову, ничего не пострадало. Да там и не живет еще никто.

У следующего же дома меня встречает мужчина за 50 и так же нервно зазывает к себе:

Посмотрите, что у меня тут происходит! Обязательно напишите, какой тут бардак! Приходят ко мне эти волонтеры, смотрят и говорят: «да у вас тут все нормально!». А где нормально?

Ведет к огороду и показывает стоящий в грязи мангал:«Кто это будет убирать? А в доме линолеума нет! На улице, посмотрите, сколько грязи, а ведь мы тут на машинах проезжаем! Я им говорю: пригоните сюда трактор, тут работы на пару часов буквально! Расчистите дорогу, чтобы мы могли на машинах ездить! Нет, говорят, тракторы заняты на других более важных делах! На каких других? К блатным каким-нибудь поехали!»

На этой ноте я не выдерживаю и поскорее удаляюсь обратно на улицу Кирова, где «блатная» тетя Лена, у которой смыло все, кроме стен, переживает за испорченные грамоты внуков и библиотеку, которую хотела им подарить. Читает тебе собственные стихи, улыбается и предлагает чай в пустой, смытой кухне.

Журналист газеты «Голос правды» Сергей Базалук стал «нелегалом»
и отправился на сбор картошки в Калининский район. «Кухня»
незаконного рынка рабочей силы в нашем материале

Нелегальная картошка

На сбор картошки, садовой и тепличной продукции, а еще на ремонт контейнеров, на сортировку овощей и плодов, ежедневно выезжает не одна сотня жителей района. Эти люди нигде не оформлены, не платят никаких налогов, зарплату получают из рук в руки. Это теневой рынок труда, в котором задействованы все, кто сидит без работы или мало зарабатывает. Есть и такие, что довольствуются разовым заработком, живут по графику: могу — работаю, хочу — отдыхаю. В каких условиях работают, сколько получают — узнать «кухню» рынка нелегальной рабочей силы отправился журналист газеты.

Во сколько начинается утро

…В июне день загорается рано, сереет уже в 3:20. В 3:50 меня подобрала «Газель». В ней уже человек восемь, еще двоих заберут по пути. «Утрамбовавшись», подъезжаем к «ночнику», как в народе называют магазин в станице Полтавской на улице Народной. Здесь место общего сбора. Уже стоят две иномарки. За рулем одной из них средних лет женщина. Она — как батарейка энерджайзер: быстро говорит, много жестикулирует. Это бригадир.

Собирать картошку в Калининский район едем с ветерком. Темп задает легковушка бригадирши, которая давит на газ беспощадно.

Напротив меня юноша. Его так разбирает зевота, что хрустят челюсти. Соседу по сиденью он рассказывает о вчерашнем (или уже сегодняшнем) свидании.

«Газель» сворачивает с трассы. Глотаем проселочную пыль. И вот мы на месте. Вагончик. Навес. Встречает мужчина в камуфляже и с овчаркой. Он выехал с поля на мотоцикле с высоко поднятыми подкрылками. Можно было подумать — охранник, а на самом деле это и был хозяин картофельного поля, фермер. К уборке все готово. Один трактор срезает ботву, другой, оборудованный картофелекопалкой, уже успел подготовить фронт работы.

Рабочая позиция

На разговоры времени нет. В рядок, который тянется примерно на километр, ставят по четыре человека. У каждого по два ведра. В одно надо собирать крупную картошку — первого сорта, в другое — помельче, с куриное яйцо. Мелочь и порезанные клубни остаются на земле.

Рабочее положение при сборе картошки определяют возраст и телосложение. Худенькие девчата двадцати-двадцати пяти лет собирают клубни на корточках, зрелые женщины работают, как дачницы, то есть стоят буквой «зю». Слабое звено — тяжеловесы. Буквально через двадцать минут одна из грузных женщин перестает быть «дачницей» и опускается на коленки. Так она и пройдет километровый путь. А земля после ночной прохлады не очень-то располагает к ползанию. К тому же поле не так давно поливалось.

Страшней судорог могут быть только судороги

На самом деле правильно поступает тот, кто меняет положение тела. Если постоянно находиться в одном и том же, то есть нагружать одни и те же мышцы, можно выбыть из строя. Самое страшное — это судороги, при которых тебя корчит, как червяка. Боль такая, что уже не до картошки и заработка. Бывалые сборщики на этот случай запасаются булавками, чтобы вонзить иглу в мышцу ноги. Были случаи, когда совсем уж продвинутые доставали шприц и вкалывали обезболивающий препарат. В нашей бригаде нашелся мужчина, который подготовился к труду в поле очень основательно — у него были классные наколенники. Похоже, что фабричные — с подушечками, с застежками.

Хозяин сердится

Не успели мы стартануть, как хозяин поля уже нашел брак в работе. Девчата, что на корточках, собирали только тот картофель, который был сверху. А надо было еще и землю разгребать, чтоб ничего не затерялось. Девчат попугал: «Еще раз увижу такое, дам удочки. Будете в канале рыбу ловить… Бесплатно».

Неудовольствие хозяина можно было вызвать и тем, что в ведре с картошкой первого сорта могла оказаться второсортная. Получается, что этот вопрос нужно держать на постоянном контроле. Стоит отвлечься мыслями, подумать, например, на что потратить заработанные денежки, и вот уже мелкая «картопля» летит в ведро с крупной, а тебе светит перспектива получить удочку. А это значит, что ты просто прокатился в Калининский район, получил порцию впечатлений, и все…

Четверо сильных

Мне повезло оказаться в сильной четверке.  Муж и жена, судя по обрывкам фраз — беженцы. Главное для них — получить гражданство. В каком-то смысле эти люди загнаны в угол, а поэтому дорожат возможностью заработать на кусок хлеба. Гребутся в земле с такой ловкостью, что куры просто отдыхают. Четвертая — женщина, говорящая всем «вы». Интеллигентка. Что заставило ее отправиться на картошку — бог ведает. Здесь не приняты душеспасительные разговоры, каждый держит челюсти плотно сжатыми. Наша четверка скоро вышла вперед. Но это не обеспечило преференций. Наоборот. Несколько раз подходила хозяйка-фермерша. Немногословная. Почему-то в белоснежной кофте. Эта кофта станет своего рода меткой. Если белое рядом, значит, что-то не так. «Блин! Неужели удочки?!»

Ко мне она тоже подходила. Из ведра, где был второй сорт, выбрала несколько клубней и переложила к первосортным. При этом, как бы разговаривая сама с собой, произнесла: «Жирно будет для пяти рублей…» Судя по всему, оптовики закупают картофель с куриное яйцо по пятерке за килограмм. Я не удержался и спросил, за сколько, в таком случае, они отдают первосортную. Хозяйка не удостоила меня ответом. Белое пятно уплыло дальше.

В другой раз подошла и стала себе же противоречить — выбрасывать из ведра второсортную картошку: «Не мельчи…»

Перекур

Наполненные ведра относили  мужчины, тоже из таких, как мы, они же затаривали картошку в мешки. На взгорье урожай был получше, поэтому требовательный клич сборщиков «Ведро!» стал раздаваться чаще. Наши мужчины уже чуть ли не бегом стали носиться по картофельному полю, сдерживая раздражение матерными словечками. Кто-то вспомнил про перекур. «Ладно, стоп, машина!», — скомандовала бригадирша. Кстати сказать, женщина, несмотря на свой чин, тоже собирала картошку, успевая следить за всеми и делать замечания.

Сели на ведра. Выяснилось, что курящих мужчин — раз-два и обчелся, а женщины дымили почти все.

Под перекур хозяева привезли воду. Несколько полторашек из морозильника. В бутылках плавали ледяные цилиндрики. Пили мелкими глотками. Ангина может выключить из заработков на несколько дней. В бригаде была молодая женщина, которая так кашляла, что впору было валяться на койке. А она работала. Я никогда не видел, чтобы так быстро собирали картошку, да еще выгребая ее из-под слоя земли.

В 10:00. уже стало припекать. Благо, что в низинах собирается с силами ветерок и, вылетая на простор, остужает спины. После обеда будет жесть. После обеда все упадут на колени. Упавших уже сейчас половина. Грузная женщина не встает с ведра после перерыва, а сразу валится на колени, в свою рабочую позу. Очень хотелось спросить, что ее толкает на этот очень тяжелый для ее комплекции труд. Необходимость учить ребенка? Платить за съемную квартиру? Кредит? Или просто заработать на жизнь, потому что свободные вакансии типа санитарки сулят копеечную зарплату?

Пересчитали «на тянет — не тянет»

Наша «четверка» первой пришла к финишу. Помогли прийти и другим. Думали, еще раз перекурим и двинем в обратную сторону. Но нет. К бригадирше подошел фермер, они о чем-то переговорили. И вот вердикт: «В общем, так, рыбаки, — хмуро сказала наша начальница. — На сегодня все. Бригаду рассчитывают и привет. Завтра на картошку поедут те, на кого покажу, кто тянет».

Беженцы разразились матом. Они планировали заработать хотя бы по тысчонке, а получается меньше… Сколько? Бригадир пошла на подсчет. На брата вышло по 850 рублей  плюс выговор: «С такой работой на… вы кому нужны!»

Разрешили взять с собой ту картошку, что осталась брошенной. Слабое утешение, но многие потянулись снова в поле — выбирать не сильно порезанные клубни.

Деньги на кон

Деньгами рассчитались по пути домой. Встали возле магазина, чтобы «разбить» тысячные купюры. Зевавший утром паренек не угомонился, сказал, что теперь у него есть с чем идти на свидание.

Меня так и не узнали. Какая-то из женщин еще в поле сказала: «Физия знакомая». Я отшутился, мол, по молодости лет на киностудии имени Довженко снимался в эпизодических ролях. Реакции — никакой. Только мужчина в кепке, сильно надвинутой на лоб, обронил: «А я преподавал в бурсе… (так в советское время называли профтехучилище — прим. автора)».

59 тысяч человек в районе — трудоспособного возраста от 18 до 60 лет.

12 тысяч — официально нигде не работают.

303 человека имеют официальный статус безработного.

Хорошую пенсию, медицинское обслуживание, бесплатное образование и другие блага хотят все: и те, кто работает нелегально, и те, кто занимается предпринимательством незаконно.